Глубина [сборник] - Сергей Лукьяненко

Уходят не насовсем. На время.

Иначе не выжить.

За соседним столиком — какая-то дружная, развеселая компания.

— Рэйн, почитай стихи… — просит кто-то симпатичную молодую девушку. — А?

Девушка не настроена ломаться. Горделиво вскидывает голову… и тут же улыбается, словно подчеркивая несерьезность позы.

Но все затихают.

Лишь стоит по прозрачности стеклаСеребряной ладонью провести…Искусство так рождает зеркала, —Чтоб каждый мог себя в них обрести…

Она читает очень просто. Несерьезно читает. Не умея читать стихи, да и не принимая их всерьез, пожалуй…

Мы верим им и тянемся вперед…Иллюзия скрывает тени зла,И наш двойник кривит в усмешке рот…У нас воруют души зеркала.

И так легко порезаться о край,Об острый край, и остается боль,И шепчут зеркала: «Не разбивай!..» —В нас заменяя холодом любовь.

Мир отражений вязок и жесток,Он рвется из застывшего стекла…И страшно — вдруг еще придет их срок,И завладеют нами зеркала,

И вырвется на волю легионФальшиво отраженных ими душ,И мир наполнит звон… Стеклянный звон…Кто победит?… Оркестр, сыграйте туш…

Девушка замолкает. Неловко улыбается. И, рассмеявшись, тянется за бокалом с вином. Но еще несколько секунд за столиком — тишина.

Я тоже молчу. Почему-то я вспоминаю хакера Берда из бара «У погибшего хакера».

Ведь он фантазировал. Даже сомнений никаких нет, и быть не может.

Почему только фантазии так легко переходят в реальность? Почему хакер описал Храм, которого не видел, который он никак не мог видеть? Почему эта девушка читает стихи о том, о чем даже и не подозревает?

Что же мы сотворили, войдя в глубину?

Я смотрю в темный янтарь коньяка. Это тоже глубина. Многие ее здесь искали.

Многие нашли.

Даже не требуется усилий… я кидаю быстрый взгляд на девушку, и какая-то часть меня вырывается из тела.

Сервер второго уровня. Сервер первого уровня. Входной гейт. Провайдер. АТС.

На самом деле ее зовут Лена. Она из Питера. Нет… если точнее, из Кронштадта.

Машина не очень сильная. Защита — стандартная. Нет проблем обойти. Она ходит в глубину не для того, чтобы воевать. Не для того, чтобы спасать.

И слава богу, что есть те, кому это доступно.

Кто скажет за нас то, что мы не скажем сами.

Кто рассмеется, когда мы разучимся улыбаться.

— Выходи, — говорю я, глядя перед собой. — Ты не сможешь прятаться вечно. Ты же знаешь. А попробуешь — я все равно выволоку тебя наружу.

Воздух напротив меня начинает темнеть, сгущаться.

Я смотрю, как Темный Дайвер обретает плоть, и допиваю коньяк.

Все равно моя глубина — не в нем.

110

— Именно я могу прятаться вечно, — говорит Темный Дайвер. — В отличие от тебя.

Улыбаюсь, глядя на него.

Нечисть боится улыбки больше, чем креста и святой воды. Все подлости делаются с серьезным лицом. Вся мерзость происходит от того, что кто-то испугался улыбки. Не важно, своей или чужой.

— Да, я слабею, — говорит Темный Дайвер. — Я слабею, а ты вернул часть прежних сил. Но это все равно ничего не меняет.

— Пат жив, — говорю я.

— Знаю.

— Разумеется. Иначе ты бы и не вышел.

— Послушай, Леонид… — Он проводит рукой по столу, берет из воздуха бокал, следом — полную бутылку коньяка.

— Извините, — к нам подходит официант, — но приносить с собой и…

Он натыкается на взгляд Темного Дайвера, замолкает и уходит.

— Леонид, откуда я мог знать, что следующий патрон — смертельный?

— Отсюда, — говорю я. Достаю пистолет, который вручил мне Дибенко. Извлекаю обойму. Выщелкиваю пули.

— Раз… два… три… четыре… Не хватает шести. Верно?

Темный Дайвер смотрит мне в глаза.

— Первый выстрел ты сделал в меня. Промазал. Вторым зарядом я уложил полицейского. Еще три пули ты истратил на меня, Чингиза и Падлу. Шестой заряд был смертельным. Ты выстрелил в Пата.

— Я упустил из виду твой выстрел.

— Да, разумеется. Ты растворился в сети. А проверить, что случилось за это время, не посчитал нужным.

Темный Дайвер наливает коньяк. Себе и мне.

— Будешь? Он не отравлен.

Молчу.

— Леонид… ну что ты, в конце концов! — Темный Дайвер морщится. — Я не стал бы стрелять в вас боевыми. Никогда! Ты пойми, что мне приятен Чингиз, интересен Падла, симпатичен Пат. И уж само собой я не стал бы стрелять в тебя.

— Моя гибель для тебя уже не фатальна.

— Да… уже больше года, как не фатальна. Я вполне самостоятельная личность.

Я смотрю в лицо Темного Дайвера — в свое лицо — и улыбаюсь.

— Вся проблема в том, что мы смотрим на мир немножко по-разному, — говорит Темный Дайвер. — Я — из глубины. Ты — снаружи. Для тебя существует реальный мир. Солнце, небо, люди… У меня тоже все это есть. Но — здесь. В глубине. В Диптауне.

— Как это случилось? — спрашиваю я.

— Не помнишь?

— Нет.

— Неудачник дал тебе часть своих сил, Леонид. Помнишь, как тонул, когда Дибенко опробовал на тебе зацикленную дип-программу… ловушку для дайверов?

— Помню.

— Он дал тебе часть своих сил, Лёня. Оболочку, броню… меня. Ты смог выйти из бесконечного погружения. Ты смог управлять сетью. Не напрямую, конечно… через меня. Тогда это не имело никакого значения, я оставался никем. Безмозглым придатком, исполнителем твоих приказов. Растворенной в сети программой, ждущей твоего появления… учащейся угадывать желания, выбирающей лучшие пути.

— Тем, что сейчас создал Дибенко. «Искусственной натурой».

— Да.

Я глотаю коньяк. Смотрю на Темного Дайвера. Тот разводит руками — немного виновато, немного смиренно.

— Ты ведь сам отказался от дара, Леонид. Ты выбрал реальный мир… тебе показалось, что ты выбрал раз и навсегда. И ты стал жечь мосты. Отказался от способностей дайвера… но ты ведь не мог изменить самого себя, свое тело, свой мозг. Ты убил дайверство как явление. Изменил всю сеть. Изменил дип-программу. Люди перестали тонуть в глубине — таймер теперь стоит в самой программе. Дайверы перестали видеть дыры в кодах — потому что ты этого хотел!

— Я не хотел!

— Хотел. Неосознанно, конечно. Но ты чиркнул спичкой… а я сжег мосты. Как было велено. И когда осел электронный пепел, когда приказ был выполнен, я растворился в сети. Я уснул. И знаешь… я почти умер. Но ты вернулся.

Да, я вернулся…

А что еще мне оставалось делать? В настоящем мире я был никем, не имел ни работы, ни друзей, ни интересов. Ничего и никого. Только Вика.

Но этого, как оказалось, тоже мало.

Любовь — это огонь. Стоит закрыться от мира наглухо, остаться один на один — ты и не заметишь, как пламя сожрет кислород и задохнется.

— Я вернулся, — говорю я.

— И тогда я ожил. Я ходил вслед за тобой. Слушал твои слова. Повторял твои жесты. Учился угадывать поступки и доедал твои чувства. Донашивал твой гнев. Доплакивал твою тоску. Домысливал твою ярость.

— А как же все остальное? Любовь, радость, доброта?

Темный Дайвер улыбается. Горько улыбается.

— Этого мне не доставалось, Леонид. Это ты и сам выбирал до конца. И я тебя не виню… странно было бы ожидать чего-то иного.

Мы, наверное, очень мирно смотримся со стороны. Два старых друга, встретившихся после разлуки.

И самое страшное, что так оно и есть.

— Вот почему ты… такой? — спрашиваю я.

— Наверное. Но я не жалею. Я не злой гений, я не маньяк-убийца. Я просто резче и серьезнее тебя. Но я живой… я настоящий, пусть только здесь, в Диптауне, но настоящий!

— Почему ты так ненавидишь Дибенко?

— Разве это важно? Допустим, мне нужна его новая программа. Мне нужны братья и сестры. Такие же, как я. Полноправные обитатели виртуального мира. Его коренные жители.

— Да это же ты сам! — Я не выдерживаю и срываюсь. — Это то, из чего ты сделан! Зачем тебе программы, из которых ты же и состоишь?

— А ты можешь рассказать мне, из чего состоишь, Леонид? Как работает твоя печень, как бьется сердце. Как скачут импульсы по нейронам, как сокращается кишечник, как выплескиваются в кровь гормоны?

— При чем тут это?

— Ты можешь вытащить почку, отпрепарировать, посмотреть под микроскопом, а потом засунуть обратно? Я не могу. Пока — не могу. Мне было нужно то, что называется исходниками. Теперь я добился своего.

— И такие, как ты, войдут в Диптаун?

— Да.

— Нет.

Мы смотрим друг на друга. Взгляд у Темного Дайвера самый настоящий, человеческий. Глаза — зеркало души. В его глазах я вижу себя.